Фильм «Живая сталь» снял уроженец Канады Шон Леви. До этой ленты режиссер занимался преимущественно комедиями — зрители знают его «Ночь в музее», «Оптом дешевле» и «Молодоженов».
Отец четырех дочерей, Леви обладает заразительной улыбкой и бьющим
через край энтузиазмом, которого, как выяснилось, хватит не только на
комедии, но и на жанры более масштабные. Например, сейчас Леви уже семь
месяцев как работает с Джеймсом Кэмероном над ремейком фильма «Фантастическое путешествие»
1966 года. В этой картине группа исследователей уменьшается до размера
молекулы, чтобы попасть с инъекцией в кровь ученого, везшего важные
военные секреты, и предотвратить его смерть, уничтожив опасный тромб. В
новом фильме уже не будет антисоветской пропаганды, зато появятся
спецэффекты, о которых в 1960-е не могли и мечтать.
Параллельно Леви готовится снять сиквел «Живой стали» — настолько
успешное будущее фильму пророчат еще до выхода в прокат.
В интервью КиноПоиску канадский режиссер рассказал, как дошел до жизни такой — от комедий до высокобюджетных научно-фантастических проектов — и чем «Живая сталь» отличается от других фильмов про роботов.
— Что привело вас в «Живую сталь»? Ведь эта картина совсем не похожа на то, что вы делали раньше.
— Я как раз занимался монтажом своего предыдущего фильма «Безумное свидание», когда позвонили Стивен Спилберг и из DreamWorks
и рассказали об идее картины про робобокс. И я пришел к ним поговорить
со Стивеном и сказал ему: если вы просто хотите снять крутое кино, то
есть как минимум десять других парней, которые могут это сделать, но
если вы доверите это мне, то я сниму офигенно крутой фильм, но с
человеческим лицом. Вот что я хотел сделать — не просто картину про
роботов, а добрый фильм. Думаю, именно поэтому Стивен и позвал меня. В
моей карьере было много успешных комедий, и эта возможность
представилась мне как награда за тот успех, которого я добился в данном
жанре. Было очень волнительно получить такой шанс.
— То есть вы давно хотели снять что-то подобное?
— Да. Получается так, что, когда ты молод и тебе что-то
удается, люди ждут, что ты будешь продолжать заниматься тем, в чем
добился успеха. Я никогда не планировал снимать комедии. Да и среди моих
любимых фильмов нет ни одной комедии. Я люблю драмы, боевики, фильмы о
спорте, о необычных людях. Обожаю фильмы на спортивную тему, я смотрел «Рокки» раз 30–40. Но мне продолжали предлагать комедии. И я очень благодарен Стивену Спилбергу и Стэйси Снайдер, которые управляют DreamWorks,
за то, что в моих фильма они сумели увидеть нечто большее. Они поняли,
что все эти картины добрые — да, я верю в добро, правда! — и они
захотели, чтобы лента о робобоксе тоже была такой.
— Так какие же тогда ваши любимые фильмы?
— О, это очень странный список, сплошная эклектика. «Общество мертвых поэтов», «Умница Уилл Хантинг», «Джерри Магуайeр», «Побег из Шоушенка», «Выбор игры», «Маленькая мисс Счастье»… Конечно, в некоторых из них есть элементы комедии. Наверное, все мужчины моего поколения назовут «Фрикадельки», «Охотников за привидениями», «Добровольцев поневоле». И как все, кому уже за тридцать, я не могу не назвать «Звездные войны». Мне нравится Рон Ховард,
я считаю его отличной ролевой моделью: он делает фильмы разных жанров,
но они всегда коммерчески успешны, всегда человечны, и в них нет
цинизма. Это то, что меня вдохновляет. Фильмы Питера Уира всегда в разных жанрах и всегда высокого качества. И, наверное, на всех режиссеров моего поколения повлияли Спилберг и Земекис.
«Я никогда не планировал снимать комедии»
— То есть у вас в фаворитах коммерческое кино?
— Вы знаете, это забавная история. Даже когда я учился в киношколе,
мои фильмы никогда не попадали на фестивали. А стоило мне показать свой
фильм в Лос-Анджелесе, как на следующее утро раздалось 47
телефонных звонков с киностудий. Так что я рано усвоил этот урок: мое
творческое кредо ближе массовому коммерческому кинематографу и не очень
ценится артхаусными фестивалями. И хотя мне было бы интересно снять
фильм поскромнее, это все равно будет что-то вроде «Джерри
Магуайeра» или «Умницы Уилла Хантинга», то есть фильм для широкой
аудитории. Я считаю, надо доверять своему инстинкту, а меня мой
однозначно ведет к фильмам, которые доступны и нравятся массовому
зрителю.
— Для вас история робота Атома, которого находят на свалке и которому
дают второй шанс, а в итоге он добивается успеха, — это такая очередная
метафора американской мечты?
— Да, конечно. Я канадец, и с самой юности я всегда ощущал постоянное
присутствие этой сказки, своего рода мифа. Надо сказать, всегда в нее
верил. Это очень вдохновляет. Когда мне было десять, я решил, что поеду в
Штаты и буду учиться на театральном отделении Йельского университета.
Когда мне было двадцать, я решил поехать в Лос-Анджелес и
попытать счастья там. И все это мне удалось. Теперь я понимаю, что это
никакая не сказка, не басня, а просто возможность попробовать. И хотя я
канадец, но действительно верю в американскую мечту. И это относится не
только к Америке. Считаю, что многие из нас способны преодолеть любые
трудности — инвалидность, проблемы в семье… И наш фильм об этом. Он, как
я это обычно называю, о «троице искупления». Отец. Сын. Робот. Каждый
из них забыт, покинут, не находит себе места в жизни. Каждый получает
шанс на избавление, на спасение, потому что нашел двоих других. Когда я
работал над сценарием, снимал, монтировал, работал над визуальными
эффектами, все два года на каждом этапе центральным элементом была идея
этой «троицы». Возможно, звучит претенциозно, но это так.
— Ну, кроме данной троицы, вам приходилось еще три элемента
совместить — настоящих роботов, анимацию и живых актеров. Как с этим-то
справлялись?
— Анимации как таковой у нас практически нет. У нас действительно
были роботы, построенные в натуральную величину, и еще были роботы,
смоделированные с помощью технологии motion capture. Мы снимали
реальных боксеров на ринге, они были одеты в специальные комбинезоны с
сенсорами, которые запоминали их движения. Эту информацию сохранили и
как бы конвертировали в роботов. То есть сначала роботы выглядели так
же, как персонажи из видеоигр, такие мультяшные немного, а потом уже им
придавали товарный вид — объем, глубину, блеск металла. Но все сцены с
ними основаны на реальных движениях настоящих боксеров — это важно.
— Вы еще использовали технологию SimulCam?
— Да, это та технология, которую Джим Кэмерон и его команда изобрели для съемок «Аватара».
Большая часть ключевых членов моей команды — это люди Джима. Как это
работает: мы записали сцены с боксерами, превратили их в роботов из
видеоигр, потом я еду спустя несколько месяцев в Детройт на съемки, там
пустой ринг и Хью Джекман. Но когда я смотрю на монитор камеры, то вижу
там наших роботов, одновременно снимая сцену с Хью. Это и называется SimulCam.
Этой технологии всего три года, а значит, еще три года назад я просто
не смог бы снять этот фильм. Когда Хью Джекман снимался в роли Росомахи,
а я работал над «Ночью в музее», то была совсем другая эра в том, что
касается визуальных эффектов. И мне пришлось учиться всем этим новым
технологиям прямо на месте.
— Всего три года — уже новая эра в кино. А в вашем фильме дело хоть и
происходит в будущем, но от настоящего его почти не отличишь.
— Какой ловкий переход! Да, дело в том, что, если бы я хотел снять
просто крутой фильм о будущем, я бы мог изобразить мир, как в «Особом мнении» или «Терминаторе», сделать такое далекое-далекое
будущее. Но знал, что Стивен и я хотим сделать эмоциональное кино, а
значит будущее, которое мы показываем, должно выглядеть круто, но быть
не слишком уж далеким. Чтобы оно было узнаваемым. И поэтому мы работали в
эстетике ретрофутуризма. Частично в фильме можно увидеть
такой классический американский стиль, частично элементы из будущего,
например, сами роботы, компьютеры, мобильные телефоны, некоторые машины.
Кстати, грузовик Чарли, его фронтовая часть — это модель 1962 года. Мы
нашли старый грузовик, взяли от него часть, а сзади прикрепили всякие
штуки из будущего вроде солнечных батарей. Таким образом, мы поженили
ретро и будущее. С главной целью — сделать его понятным, узнаваемым.
«Хью — он же такой милый, всеми любимый солнечный парень»
— А какие задачи вы ставили Хью Джекману в роли водителя грузовика?
— Ну, в первую очередь надо было сделать так, чтобы ему было
комфортно играть кретина. Хью — он же такой милый, всеми любимый
солнечный парень. Я ему все время говорил: «Нет-нет, веди
себя как козел! Как козел!» А он отвечал: «Ну я же не хочу, чтобы меня
ненавидели». На что я ему говорил: «Хью, тебя никогда не будут
ненавидеть! Даже когда ты кому-нибудь лицо когтями
раздираешь, они все равно тебя обожают». Так что главной задачей было
дать Хью уверенность в том, что, даже если его Чарли будет жестким,
неприятным типом, от него не отвернется аудитория. Это та роскошь,
которую можно себе позволить, когда у тебя есть Хью Джекман. С другими
актерами, которых не назовешь любимчиками публики, так работать было бы
невозможно. Но не буду называть конкретных имен. (Смеется.)
— Работать с детьми вам не привыкать. А как работалось с Дакотой, сыгравшим сына Чарли, Макса?
— Да, я снимал «Оптом дешевле» и «Ночь в музее», так что мне не
впервой работать с юными актерами. Дакота удивительный, он буквально
запал в душу всем, кто видел наш фильм. Я просмотрел сотни мальчиков во
всех англоговорящих странах, но я знал, что мне нужен не просто
талантливый парень. И когда мы увидели Дакоту, сразу поняли, что это он.
Во-первых, конечно, он хороший актер, во-вторых,
он просто ну очень красивый ребенок. И еще у него есть харизма,
присущая звездам: когда он появляется на экране, его присутствие сразу
заметно. Очень много с ним работал. Иногда достаточно было рассказать,
что я от него хочу, и он все делал сразу, иногда получалось не с первого
раза. Тогда я не выключал камеру, а продолжал разговаривать с ним прямо
во время съемки, предлагая реплики, чтобы он тут же их использовал.
Например, там есть сцена, когда Чарли хочет продать робота Фарре
Немковой, и Макс ему говорит: «Посмотри на меня! Посмотри на меня!» Так
вот его реплики в этой сцене на самом деле произносил я, а он повторял
за мной. А в другом эпизоде, когда, помните, герой Дакоты смотрит на
Хью, и сцена идет в замедленном движении? Это очень эмоциональный
момент, в таком эпизоде вообще не надо ничего говорить. Что я сделал?
Поставил очень проникновенную музыку на большую громкость и сказал
Дакоте: «Просто слушай музыку и чувствуй то, что чувствуешь». И вот у
него сами задрожали губы, нос, и одна слезинка потекла по щеке. Тут,
конечно, ничего говорить не надо, и я никому на площадке не позволяю
говорить в такие моменты. Так что иногда дело режиссера — добиться
определенного эмоционального состояния, а потом просто отойти в сторону.
— Вы ведь часто используете во время съемок музыку?
— Да, очень часто. Я впервые воспользовался таким приемом, когда работал со Стивом Мартином, потом очень много раз с Беном Стиллером.
Иногда, когда работаешь с очень умными актерами или с ребенком, важно
говорить напрямую с сердцем. И музыка вызывает более чистую реакцию.
Этой техникой пользуются Питер Уир и Кэмерон Кроу. Я уже пять лет так работаю.
— А как Стивен Спилберг повлиял на итоговый результат?
— Его мнение было очень ценным в том, что касается дизайна роботов. Я
вообще мог обратиться к нему с любым вопросом, и он давал совет.
Например, он сказал нам, что ноги Нойзи Боя стоит сделать более
мощными, иначе не верится, что туда помещаются все механизмы. И именно
он, кстати, сказал, что, хоть мы и можем нарисовать всех роботов с
помощью CGI, не нужно этого делать. Он сказал: создайте настоящих
роботов. И мы сделали, хотя это было очень дорого. Зато в результате
фильм получился таким эмоциональным. Потому что в сценах с Нойзи Боем, с
Атомом вместе с Эванджелин,
Хью и Дакотой находился настоящий робот, и эмоции, которые мы получали
от актеров, особенно от Дакоты, были гораздо точнее. Он смотрел на
робота с такой любовью, потому что реальный мальчик Дакота действительно
полюбил настоящего робота Атома. И это было, пожалуй, самым важным
советом от Стивена — построить настоящих роботов.
— Я знаю, вы всегда устраиваете предварительные пилотные показы для
небольшой аудитории, прежде чем показывать готовый фильм студии. Вы
показывали «Живую сталь»? И изменили ли что-то в фильме после реакции зрителей?
— Когда снимаешь комедию, без этих показов никуда. «Живая сталь»,
конечно, не комедия, и у нас еще были не до конца готовы все визуальные
эффекты, но мы показали фильм небольшой группе из 35 человек. Во-первых, после этого показа стало ясно, что фильм длинноват и его надо сократить. Во-вторых,
в предварительной версии картины многие сцены на протяжении всего
фильма были слишком эмоциональными, поэтому заключительная часть картины
как-то терялась в этом плане. И тут приходит на ум выражение, что от
добра и добра не ищут. Если вы разрешаете зрителю плакать, когда от
начала прошло всего 20 минут, у него не будет катарсиса в конце, после
двух часов. Я убрал эти слишком эмоциональные куски. Таким образом,
когда уже идет пятый раунд битвы Атома с Зевсом, зрители готовы к
эмоциональной развязке.
«Спилберг сказал мне: сделайте настоящих роботов»
— Прямо как в фильме: «Нет, еще не время!»
— Да, точно, когда Чарли постоянно говорит Максу: «Подожди, еще не
время», чтобы потом нанести решающий удар. Знаете, ведь, наверное, с
Аристотеля ничего не изменилось в структуре драматического сюжета, нужно
выдерживать это нарастание эмоционального накала. Еще мне было важно,
чтобы зритель буквально чувствовал себя участником происходящего на
экране. Как в «Рокки». Если мне хоть на пять процентов это удалось, я
уже могу гордиться.
— А фильм в русском дубляже видели?
— Да, я посмотрел часть картины на премьере в Москве и могу сказать,
что мне очень понравилось. Мне показалось, актеры, озвучивавшие фильм,
очень хорошо уловили характер и интонации персонажей.
— Сколько вообще вы придумали роботов для фильма?
— У нас их было 20. Кроме основных героев некоторые появляются в
эпизодах. Например, когда перед последним поединком на экране показывают
предыдущие победы Зевса, а мы видим кусочки его битв с другими
роботами. Мы создавали каждого робота со своим характером и эстетикой,
и, кстати, я помню по именам все двадцать. Если вы заметили, у нас все
роботы достаточно антропоморфны, они двигаются как люди. Если фильм
будет успешным этой осенью, и мы получим возможность снять сиквел, то
продолжим экспериментировать и, возможно, придумаем роботам какие-то
новые, непохожие на человеческие, черты. Вообще, если будет сиквел, мы
бы в нем уже вывели робобокс на международный уровень и еще показали бы
сложные отношения между подпольными матчами и официальной лигой.
— Ну, у вас огромное поле и для сиквела, и для приквела…
— Очень надеюсь на сиквел. Если вы расскажете людям, что фильм
хороший, и они пойдут и купят билеты… Поэтому, пожалуйста, расскажите!
Конечно, очень интересно раскопать историю Атома и понять, на самом ли
деле он особенный. Если у него есть какая-то душа, то как
она родилась, откуда взялась. Соглашусь, есть поле для приквела, но для
этого нужно еще снять и второй фильм. Вообще же единственная причина,
почему я так уверенно говорю о сиквеле, — это то, что уже объявлено:
будет написан сценарий для сиквела. Все потому, что у нас уже были
предварительные показы для аудитории, и реакция, которую мы получили,
каждый раз была очень хорошей. Поэтому мы наготове. Я, конечно, не могу
начать снимать прямо завтра, но начало следующего года — это очень
реальный срок. Так что посмотрим, что будет в октябре после премьеры.
— Кстати, вот вы упомянули душу Атома. А что там с душой? Ваши роботы пару раз вроде проявляют какие-то черты одушевленности…
— Я всегда считал, что если мы будем утверждать, что у роботов есть
душа, то фильм потеряет свою магию. Мне хотелось оставить знак вопроса,
оставить неоднозначность. Там есть сцена, где Атом смотрит в зеркало. И у
меня был вариант этой сцены, в котором мы видим, как Атом двигается, он
узнает себя в отражении. Но стоит только показать это на экране, фильм
сразу же становится гораздо «моложе». И тут же теряется магия, а
неоднозначность для меня — это и есть магия. Поэтому мне и хотелось
оставить этот вопрос без ответа.
— Саундтрек вы точно с душой выбирали!
— Вам понравилось? Я лично посвятил много времени работе над ним! Я
хотел, чтобы это были очень крутые новые песни тех исполнителей, которых
я сам люблю: Beastie Boys, Foo Fighters, Crystal Method... Я показывал куски фильма Фифти Сенту, Тимбаленду.
Например, два года назад я подумал, что было бы круто, если бы песню,
под которую мальчик танцует с роботом, написал Тимбаленд. И мы взяли
материал, привезли во Флориду и показали ему первые 20 минут. Он
перезвонил и сказал: «Приезжайте, я хочу со своим сыном посмотреть все,
что у вас есть». И на следующий снова позвонил и сказал: «Я напишу
песню».
— А боксерам фильм показывали?
— Я показывал его Шуга Рэю Леонарду,
который ставил нам все сцены бокса. А он притащил с собой восьмилетнего
сына, жену и тещу. То есть у нас буквально были зрители от 8 до 65. И
каждому из них понравилось по-своему. Мальчику хотелось еще
больше робобокса, а бабушка утирала слезы, потому что ей очень
понравился Атом. Больше я, кажется, ни одному боксеру его не показывал,
но раз уж Шуга Рэю Леонарду понравилось, то я спокоен.
— А вы сами как относитесь к тому, что роботы все больше входят в нашу жизнь?
— Я очень рад тому, какую свободу доступа к знаниям и информации нам
дали компьютеры, и, например, гораздо лучше себя чувствую дома, зная,
что если кому-то от меня что-то нужно, то они
всегда смогут написать мне по электронной почте, и я им отвечу. Не нужно
ни с кем встречаться и разговаривать — это просто замечательно. И,
конечно, как любой мальчик, я испытываю к роботам определенную любовь.
Но я бы не сказал, что идея вторжения роботов в повседневную жизнь мне
нравится. Нет, пожалуй, пусть лучше не вторгаются. |
