Петр Буслов: «Съемочная площадка — это всегда поле боя» |
| Дарико Цулая |
| « |
... 1 декабря в прокат выходит фильм „Высоцкий. Спасибо, что живой", постановку которого доверили молодому режиссеру Петру Буслову, ставшему известным после авторской ленты „Бумер". Мы побеседовали с постановщиком о Высоцком, черных дырах и сопротивлении сценария... |
» |
|
|
Режиссера Петра Буслова все знают по фильмам «Бумер» и «Бумер. Фильм второй»,
которые были буквально растащены на цитаты. Первая картина могла
вызывать различные чувства, но тем не менее после нее о молодом
постановщике заговорили многие. Однако если упомянутые ленты были
проектами авторскими, то сейчас Буслов выступил в качестве режиссера в
абсолютно продюсерском проекте — фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой».
Постановщик родился в 1976-м, вживую Высоцкого
никогда не слышал, не видел и уж тем более не был с ним знаком. Тем не
менее продюсеры решили, что именно молодой человек лучше всего перенесет
на экран историю, которая произошла в уже очень далеком от большинства
зрителей 1979 году, и сможет рассказать ее современным киноязыком.
КиноПоиск побеседовал с Петром Бусловым о Высоцком, черных дырах и сопротивлении сценария.
— Чем вас заинтересовал проект, Петр?
— Меня в проект пригласила кинокомпания «Дирекция кино».
Сценарий, который прислали, мне сразу очень понравился, я был под
большим впечатлением. В тот момент я как раз искал историю, которую
хотел бы снять, и не видел ничего достойного — того, ради чего хотелось
бы тратить «киношную жизнь», как я это называю. Находился я в таком
поиске не один месяц, а год, наверное, или даже больше. Получается, что
совпали мое желание и появление этого проекта. И еще важно то, что фильм
этот продюсерский — я давно желал снять ленту как профессионал, без
довлеющей авторской составляющей. Хотелось принять участие в проекте, у
которого есть продюсеры, люди, которые над ним работают, в общем,
создаваемом по голливудскому методу. Вы ведь знаете, что в Голливуде
режиссер, наверное, только в 10 процентах случаев является автором
картины. Эти проекты связаны и с огромными рисками, и с большими
бюджетами. Когда я говорю «огромные бюджеты», то имею в виду серьезные
возможности — с нашим фильмом все именно так. Он связан не с цифрами, а с
теми возможностями, которые он открывает — как техническими, так и
повествовательными.
— А как строилось взаимодействие с автором сценария Никитой Высоцким?
— Никита Владимирович — инициатор замысла, и то, что он взял на себя
смелость, силы, ответственность это сделать, вызывает уважение. По сути,
для меня он как Гагарин,
который первым полетел в космос. И он все время находился на съемках.
Наверное, это был единственный случай в режиссерской практике — не знаю,
может, коллеги меня поправят, — когда сценарист постоянно находился
позади режиссера на съемках. Обычно ведь сценарист пишет, делается
читка, поправки — и все. А в данной конфигурации Никита Владимирович был
еще и сопродюсером проекта, так что всегда был на съемках.
Я сам настоял на его присутствии. То, что он мог мне рассказать про
отца, про друзей Высоцкого, было очень важно. Он являлся проводником для
нас в мир Владимира Семеновича, в это время. Если бы не Никита, я бы
так близко не смог подобраться к персонажу, да и ко всему остальному.
«Приходилось проламывать пространство, картина не поддавалась»
— Сценарий сильно поменялся в процессе съемок?
— Текст в момент переноса на пленку, естественно, не может
существовать в первозданном виде, возникают мизансцены, движение
актеров, задачи, поставленные с тем, что один успел, другой не успел.
Много таких кинозаконов, которые диктуют свое отношение. И столкновение
сценария с переносом на пленку было связано и с техническими моментами,
без которых кино не может существовать. Поэтому приходилось идти на какие-то
компромиссы. Мы, как говорит Никита Владимирович, «молодая команда», мы
снимали с внутренним нетерпением, с невероятной энергией на все
набрасывались, чтобы проломить ей сопротивление материала. Я имею в виду
материал как сущность.
— То есть фильм сам не хотел сниматься?
— Да, было в этом что-то мистическое. Когда я говорю,
что приходилось проламывать пространство, я имею в виду, что картина не
поддавалась. Вы же знаете, что у фильма было уже два фальстарта, я
третий режиссер, которому выпала честь взяться за проект и довести его
до конца. Фильм как будто сам требовал невероятной отдачи, но в кино это
всегда хороший признак. Если материал не поддается, значит фильм
получится хороший — это вам любой кинематографист скажет.
— Вы еще и снимали в условиях московского пекла.
— Условия действительно были жесткие, само небо нам посылало
испытания. Я знаю, что в тот момент, когда мы снимали, термометр
зафиксировал максимальное количество градусов, и аномальная московская
жара даже вошла в Википедию. Ни одна московская группа не работала, все
съемки были остановлены, занимались ими только мы. Снимали в павильонах,
в которых от жары перегорели кондиционеры, и еще мы застали смог. Но
забыли обо всем — так хотели снимать. Я помню, что было жарко, помню,
что количество выпиваемой нами воды было невероятным — нам подгоняли
цистерны воды, и группа все выдувала. При этом мы сделали невероятное
количество дублей. Невероятное, потому что хотелось, чтобы получилось — и
нам, и актерам. Актеры были такого уровня, что вполне могли сказать:
«Все, ребят, два-три дубля — и все, я свое дело сделал». Но все существовали в каком-то
удивительном творческом запале. И это было только начало съемок. Мы
делали самые трудные сцены, по графику выпало снимать их первыми. Когда
мы говорим, что было несколько сложных пиков, которые мы взяли, это была
как раз одна из тех вершин, которые мы покорили. Все знали, что делаем
фильм про Владимира Семеновича, отношение к нему невероятное, и эта
мысль, если обычно говорят, что она грела, то в данном случае она нас
охлаждала. (Смеется.) Не давала перегореть проводам.
— То есть было тяжело не столько физически, сколько психологически?
— Я помню колоссальное эмоциональное напряжение. Оно связано,
наверное, с большой ответственностью, которую я сам на себя взял, и с
тем финишем, до которого еще было идти и идти. И задачи, которые
создатели фильма поставили себе, оказались очень сложными. Помимо
главного героя у нас в картине есть большое количество его друзей и
людей из его окружения, которые влияют на развитие событий, двигают
историю. Помимо главного героя очень много внимания нужно было выделить
на остальных, чтобы создать эти образы. Фильм имеет свойство поглощать
энергию — мы называем это черной дырой. В объективе камеры, в которую
смотрит актер, ничего не видно. Он видит только оптику, а за ней —
чернота. Это и есть другая грань реальности, та самая черная дыра. Она и
является пожирателем энергии и творческих сил. И она не отдает ничего
сразу, а только жрет, жрет, жрет. Но чем больше поглощает, тем больше
вероятность того, что она отдаст. В нашей ситуации невероятной отдачи
она требовала от всех.
— До конфликтов не доходило?
— Знаете, время для меня на площадке течет по-другому, я живу другой
жизнью. То, какой я на съемках, и то, какой я сейчас с вами, — это
разные люди. Отчасти конфликты были сознательные: когда в кино не
находится какого-то решения, нужно столкнуть
противодействующие силы, и они найдут себе новую дорогу. Когда
сталкиваются два потока воды, они выходят в какой-то третий поток. На площадке по-другому нельзя. Съемочная площадка — это всегда поле боя.
— В «Высоцком» огромное количество известных актеров…
— Большое количество звезд — это всегда проблема совмещения графиков.
У нас есть сцены, где несколько известных актеров в одном кадре, а они
ведь ехали с разных съемок, концертов, спектаклей, из разных городов. И
вот секунду назад это был другой человек, а сейчас входит в кадр, и ему
надо стать тем, кто существовал 30 лет назад, ставить задачи партнеру,
жить в кадре. Это очень сложно. Одной из главных моих дилемм было
создание круга друзей Высоцкого, которые являются как бы самодвижущимися
персонажами. Приведу пример: в жанре экшна мы видим героя, который кого-то
спасает, управляет самолетом. А здесь мы лицезреем героев, которые
существуют сами по себе достаточно спокойно, но при этом нужно, чтобы
они были яркими и живыми. На создание этих образов тоже уходило
колоссальное количество энергии.
«Фильм имеет свойство поглощать энергию, как черная дыра»
— А что больше всего запомнилось из съемочного процесса?
— Был момент, когда мы снимали концерты Владимира Семеновича. Это
довольно большой блок, и он был разбит на разные сектора: зрители
слушают, герои второго плана слушают концерт, что-то еще
происходит, звукорежиссер записывает. И все это снималось
последовательно. И вот мы подошли к съемке самого Высоцкого, когда он
поет на сцене, снимали его портрет. И когда мы снимали этот фрагмент,
наш оператор Игорь Гринякин определенным образом поставил свет, актер пел песню «Словно бритва, рассвет полоснул по глазам...», и на втором дубле в какой-то
момент мы увидели: высвеченное лицо, вся сцена в черном провале, а
Владимир Семенович как будто предстал перед нами. В момент вдохновения
он словно был рядом.
— Вы помните, как впервые услышали или увидели на экране Высоцкого?
— Первое, что приходит в голову, — «Место встречи». Когда я увидел этот фильм, то был совсем маленьким, лет пять или шесть мне было. «Служили два товарища»
— невероятный образ белого офицера, который создал Владимир Семенович.
Самое яркое впечатление от песен. Недалеко от нашего дома, где мы с
родителями жили, находился Хабаровский политехнический институт, и рядом
же стояло общежитие, такая многоэтажка, этажей в двенадцать. Студенты в
окна ставили колонки и на весь район включали на всю мощь песни
Высоцкого — это было такое проявление свободы. Все заканчивалось обычно
приездом наряда милиции, который убеждал их убрать колонку в комнату. А
эффект был поразительный: если на 12-м этаже поставить ее на балконе, то
слышно очень далеко. Я помню с детства это впечатление. И еще музыка,
доносившаяся из автомобилей, которых тогда еще было не очень много. Это
был голос свободы даже тогда, хотя уже была перестройка, шел 1985 год, и
мне было девять лет. Что-то такое происходило со мной, что-то
завораживало, заставляло прислушаться. Отец моего друга купил новые
«Жигули». Надо понимать, что значил жигуль тогда, когда были только
«Волги» у партийных работников. Красный новенький жигуленок, запах
бензина... Мы все, мальчишки, подходили посмотреть на работающий
двигатель, можно было сесть за руль, пощелкать выключателями — что еще
надо мальчишкам? И вот в магнитофоне в машине была в 10-й или в 100-й
раз переписанная кассета, из динамиков звучали песни Владимира
Семеновича. Затасканная до дыр кассета, которая передавалась из рук в
руки.
— Сразу появилось ностальгическое настроение. В фильме оно тоже присутствует?
— Мы пытались сделать фильм в том числе и для того поколения, которое
помнит и любит Владимира Семеновича, которое в то время жило. Тот
Советский Союз, каким нам удалось его воссоздать в фильме, те
художественные и изобразительные решения — я говорю сейчас про способ
съемки, костюмы, лица, которые мы подбирали, потому что люди выглядели по-другому, говорили по-другому
— будет интересно увидеть людям старшего поколения, чтобы вернуться в
то время, когда они были счастливы. Потому что в Советском Союзе того
времени кроме железного занавеса все равно была жизнь, которая была
интересной, самодостаточной, яркой. Не только же было все плохо, были и какие-то
счастливые моменты в жизни простых людей. И вот все то хорошее и
интересное, что тогда было, — все это в фильме есть. И они могут как на
машине времени перенестись в ту эпоху, она у нас правдиво и с любовью
сделана. С любовью к характерам, к людям, к стране.
— А молодежь что в нем увидит?
— Молодому поколению — моему поколению и тем, кто младше — фильм
будет интересен своей историей. Это не биографическая картина, не
байопик, в нем есть и детективная составляющая, и сама по себе история
очень захватывающая. Он приключенческий, в нем есть любовь, чувства, в
нем есть творчество, в нем есть порок, есть герой, за которым интересно
смотреть и следить, сумеет ли он победить и выжить. Это история,
рассказанная современным киноязыком.
— Вам кажется, главный герой будет близок молодым зрителям?
— Я думаю, что Владимир Семенович, конечно, может шагнуть через экран
в наши дни и стать героем для сегодняшнего времени. Составляющие героя и
его ценности незыблемы, будь то античный герой или герой Великой
Отечественной. Главное же то, какой выбор он делает. Наш
сценарий только потому и существует, что Высоцкий обладал всеми
качествами настоящего героя. Сейчас героев не то что бы нет. Конечно,
они существуют. Где-то он такой есть, и он не хочет, чтобы о нем знали, наверное. Герой ведь есть внутри каждого из нас. Но назвать им кого-то
из известных личностей я не возьмусь. Все связано только с информацией и
медиа, наш мир развивается по другим законам. Тогда колоссальное
внимание было к Высоцкому, а что значит сейчас внимание? Сейчас есть
герои на один день, а Владимир Семенович — это проверенный временем
образ.
«Студенты выставляли колонки в окна и включали на всю мощь песни Высоцкого»
— Все-таки сейчас таких уже не встретишь.
— Он горел, летел, спешил жить. Брал на себя столько, сколько
нормальный человек не мог на себя взять. В фильме есть примеры, как он
всегда делает больше других и не хочет никакой награды за это. Что-то он спешил понять, что-то открыть, добраться до какой-то
сути. Ритм фильма поддерживает ритм героя — события развиваются
стремительно. У всех, кто работал на фильме, как выяснилось, Высоцкий
свой. На каждого он произвел неизгладимое впечатление. Даже, наверное, у
Никиты Высоцкого с возрастом менялось восприятие образа отца. И в нашем
фильме мы постарались раскрыть одну или даже несколько граней его
образа. Но, несмотря на многогранность героя и наших представлений о
нем, структура истории, сценария, который Никита написал, не дает герою
распадаться на те маленькие кусочки мозаики, из которых он состоит. Он в
этой структуре живет, он в ней действует.
— А что-то осталось за кадром, что хотелось бы добавить?
— Мне очень нравилась в сценарии сцена, которую мы в итоге по каким-то причинам не сняли, хотя она очень хорошая. В ней Высоцкий вступается за честь женщины — ее пытался оскорбить какой-то
хам и нахал, а Владимир Семенович применил силу, хотя был человеком
тонкой душевной организации, да и силы изначально были не равны. То есть
он мог просто не вернуться оттуда. Но он не думал о том, что будет с
ним, он поступил опять же как настоящий герой, не жалея себя и живота
своего. Никита нам также предоставил много записей концертов, которые
никогда не показывались. И мы смогли увидеть, как он вел себя с
аудиторией: открытый к общению, абсолютно не выпендривался, совсем без
пафоса.
— И что-то вошло в фильм из этих записей?
— Есть одна известная история: Высоцкий как-то приехал с
Театром на Таганке на концерт в город — не помню название. Среди
аудитории в основном были крепкие парни, которые любили его песни. Кто-то из труппы театра выходил на сцену, и толпа людей, которая ждала Высоцкого и его песни, вела себя по-хамски,
требовала на сцену Владимира Семеновича. Тогда Высоцкий вышел и сказал
аудитории, что если те не извинятся перед его коллегами, друзьями, не
дослушают актеров, которые приехали к ним с программой, с которыми он
вместе служит в театре, то никакого концерта не будет. И то колоссальное
влияние на людей, которое он оказывал, сработало: все сразу притихли,
выступление продолжалось, и было море аплодисментов. Эта история из
жизни нашла отражение в нашем фильме — есть похожая сцена. Когда его
друг выходит его спасать, и люди, недовольные ситуацией, что Владимир
Семенович заболел и кто-то поет вместо него — а он пел его
песни, — начали кричать, что это халтура, он вышел из последних сил на
сцену и попросил уважения к своему другу, попросил дослушать песню и
только потом стал выступать.
«Мне кажется, перед старшим поколением нам краснеть не придется»
— Будет ведь еще и вторая версия фильма — телевизионная?
— Да, ведь в фильме, учитывая определенный метраж, некоторыми очень
хорошими сценами пришлось пожертвовать. Они войдут в четырехсерийный
фильм, и все причинно-следственные связи будут представлены
более полно, в большем объеме. То есть все сцены снимались одинаково,
просто в телевизионной версии их будет больше. И это настоящий подарок
зрителям — увидеть еще более подробную версию. Думаю, наш фильм будет
интересно смотреть и тем, кто уже спрятал в кармане фигу для нас, и тем,
кто просто ждет хорошего кино. Мы снимали фильм с полной отдачей,
постарались привнести в него все, что мы умеем, и, мне кажется, перед
старшим поколением нам краснеть не придется.
— Вы уже снимали про 1990-е и начало нулевых, про 1970-е... Какая историческая эпоха на очереди?
— Конечно, я хочу снять фильм про Великую Отечественную, если
получится. Считаю, что должен это сделать. Интересно было бы снять про
такую фигуру, как Иосиф Виссарионович. Мне очень нравятся два периода — первая четверть прошлого века и Отечественная война.
Правда, режиссеры не любят распространятся о своих планах. Как-то
я сказал где-то, что хочу снять ремейк одного фильма, и сейчас один
известный режиссер снимает ремейк этого самого фильма. Уж не знаю,
услышал он меня, а может, эта идея витает в воздухе, но с тех пор я не
очень люблю говорить о будущих проектах. Киношники очень суеверны.
Да, и еще если период 1970-х и Олимпиады мы в «Высоцком»
смогли охватить, то мне еще интересна эпоха холодной войны, время первых
запусков наших спутников. Когда я был совсем маленьким — и это не
смешно, — меня спрашивали, кем я хочу стать, и я отвечал, что хочу быть летчиком-космонавтом. Это правда. |
|
