«Два дня»: Интервью с Дуней Смирновой |
| Яна Умерова |
| « |
...
Федор Бондарчук, который не может спокойно усидеть на месте больше
полутора минут, сидел со мной и репетировал по 4—5 часов, отключив
оба телефона. Когда я это рассказываю людям, которые хорошо его знают,
они смотрят на меня с выпученными глазами… |
» |
|
|
1 сентября состоялась премьера романтической комедии «Два дня» — истории о том, как высокопоставленный чиновник из Москвы в исполнении Федора Бондарчука
приезжает в провинциальный музей, чтобы отнять у того земельные
владения и построить на них новую резиденцию местного губернатора. Но
знакомство с Машей (Ксения Раппопорт),
молодым литературоведом, которая работает в музее заместителем
директора, меняет его взгляд не только на эту проблему, но и на всю его
жизнь.
Для режиссера картины Авдотьи Смирновой это первый опыт работы в жанре романтической комедии. Ранее она экранизировала роман Ивана Тургенева «Отцы и дети» и сняла мелодраму «Связь». Более богатый опыт у Авдотьи в написании сценариев — на ее счету такие работы, как «Дневник его жены» и «Прогулка» Алексея Учителя, соавторство в «Восьми с половиной долларах», картина Андрея Кончаловского «Глянец».
КиноПоиск пообщался с режиссером на «Кинотавре», где лента «Два дня» открывала фестиваль.
— На пресс-конференции вы упомянули, будто все, что мы видим в кадре,
— это декорации. Почему приняли решение строить декорации, а не снимать
в настоящем музее?
— В картине фигурирует, что года четыре назад Министерство экономики и
развития запретило музеям всю непрофильную деятельность, и в экспозиции
снимать нельзя. Мебель из фондов брать нельзя. Это запрещено законом.
Поэтому пришлось все строить. Нам очень повезло, что в Абрамцево в этот
момент шла реставрация в трех залах, и нас туда пустили, чтобы мы там
сделали что-то свое. А так я не знаю, где бы мы снимали. А потом
представьте себе: у вас в экспозиции стоит мебель, которая еле-еле
отреставрирована. Это означает, что актер не может ни сесть на кресло,
ни встать… И так далее, и тому подобное. Это просто нереально.
— Вы еще говорили, что также снимали в усадьбе Тургенева, в Спасском-Лутовиново. Там тоже, значит, все построено?
— Нас пустили во флигель, который в тот момент шел под реконструкцию.
Нам очень важен был парк. И нам разрешили там построить. Там был
художник Александр Артемович Адабашьян, он все и строил. Все построено.
— То есть там тоже было не развернуться?
— Я вам говорю: это запрещено законом. При этом нас, киношников, все
время упрекают, что мы постоянно снимаем какие-то там стрелялки дешевые.
Я бы с удовольствием экранизировала всю русскую классику. У меня только
вопрос: где и на какие деньги? Построить Петербург, Москву или даже
просто декорацию губернского города невозможно. У нас нет таких
бюджетов. А в музеях снимать нельзя. Это абсолютно неправильно. Это
очень сложный системный вопрос, который связан с тем, что у нас
тотальное недофинансирование культуры. Культуры в целом. Это касается не
только кино, не только музеев. Дело не в том, что, мол, «пустите нас,
киношников, в музей». Музеям тоже несладко живется.
«Зритель с момента конфликта, когда Маша ему хамит за столом, видит, что между этими людьми сыплются искры»
— У вас ведь фильм как раз начинается с того, что группа киношников
приезжает снимать картину в музей-усадьбу. И героиня Ксении Раппопорт
очень отрицательно к этому относится. А как вы сами относитесь к
биографическим экранизациям?
— Я к биографическим картинам отношусь хорошо. Но дело в том, что
действительно музейщики, поскольку они существуют в экстремальных
условиях абсолютной нищеты, страшно боятся, что «налетит эта саранча
киношная и все им тут вытопчет, разрушит». Когда мы приехали в
Спасское-Лутовиново на выбор натуры по «Отцам и детям», нас туда не
хотели пускать категорически. В итоге мы сняли там картину, и нас,
наоборот, не хотели отпускать. Мы до сих пор дружим с этим музеем, с его
директором Николаем Ильичом Левиным. И с праздниками друг друга
поздравляем. Но это благодаря тому, что у нас была действительно
замечательная группа, высокопрофессиональная, которая тряслась над
каждой травинкой. Но в принципе сам этот конфликт естественен. Потому
что их цель — сохранить в первозданном виде, а наша цель — переделать,
передекорировать, приспособить под наши нужды.
— Но в фильме-то конфликт изначальный был из-за трактовки биографии…
— Из-за трактовки тоже. Потому что для всех хранителей — это
относится не только к музейщикам, но и к литературоведам — то, чем они
ведают, составляет суть жизни, и они страшно болезненно относятся к
тому, что легкомысленные и необразованные киношники обращаются с этим,
по их мнению, варварски. Но если бы киношники рассуждали как музейщики,
то никаких экранизаций и биографий у нас бы просто не было.
— У вас в фильме показано два вида музейщиков. Героиня Ксении,
которая дает яростный отпор герою Бондарчука, независимая и гордая. И
вторая категория — более мягкотелые люди, которые пытаются
приспособиться к сложившимся обстоятельствам. На ваш взгляд, какой из
этих вариантов может помочь ситуации?
— Я считаю, что тот вариант, который выбирает героиня Ксении.
— То есть идти напролом?
— Да, идти на конфликт. Я считаю, что так. Конечно, все равно всем
приходится идти на компромисс. Но власть реагирует только на громкие
сигналы. Тихих они не слышат. Поэтому в принципе тактика Марии Ильиничны
верная.
— Вы говорили, что знакомы с миром музейщиков. Вы встречали таких бунтовщиков в жизни?
— Конечно. Я вам могу сказать это и про Левина, директора
Спасского-Лутовиново, от энергии которого может работать несколько
электростанций, и про Владимира Ильича Толстого, директора Ясной Поляны,
мощного, энергичного хозяина, праправнука писателя. И вообще про всех
директоров музеев. А что вы думаете, Пиотровский другой? Они могут
тянуть... Все держится на директорах. У меня был такой опыт наблюдения
как раз на «Отцах и детях». Два музея-усадьбы в двух соседних областях. С
расстоянием друг от друга в двести километров. И один будет цветущим,
вылизанным. А второй будет в упадке, с неверной экспозицией и так далее.
Все определяет личность директора. Директора музеев в России — это
абсолютно героические люди. Те из них, кто настоящие директора.
— Многие отмечают, что Федор Бондарчук открылся в фильме с новой
стороны как актер. И сам он сказал на пресс-конференции, что давно так
не работал с режиссером. Можете рассказать, что он имел в виду?
— Мы оказались на одной волне, притом что до этой картины мы были
знакомы, но не дружили. А сейчас мы просто стали близкими друзьями.
Федор, на мой взгляд, абсолютно выдающийся артист. Работать с ним — это
абсолютное, стопроцентное наслаждение. У нас с ним были, скорее, более
привычные для театра репетиции. Мы простроили с ним всю биографию этого
героя, начиная лет с 12–13 и еще далеко после всей этой истории. Мы это
разбирали, придумывали. То есть мы знаем, что было с этим человеком до и
что с ним будет после. И точно так же мы работали с Ксенией. Но с
Ксенией я ни секунды не сомневалась, потому что она блестящая
театральная актриса с великолепной школой. А с Федором я не ожидала, что
будет так легко и интересно. Он невероятно отзывчиво идет туда, куда
его зовет режиссер. Он может так, может эдак. Он с удовольствием пробует
варианты. Ему самому интересно репетировать. Это Федор, который не
может спокойно усидеть на месте больше полутора минут, сидел со мной и
репетировал по 4–5 часов, отключив оба телефона. Когда я это рассказываю
людям, которые хорошо знают Федора, они смотрят на меня с выпученными
глазами. Но это чистая правда.
«Зритель очень часто ходит в кинотеатр с желанием просто выйти из него улыбаясь»
— И чем закончилась история его персонажа?
— Ну, это наше с ним дело. Я не считаю нужным говорить об этом зрителю.
— А продолжение не планируете?
— Зачем?
— Открытый финал решили оставить до конца?
— Мы все знаем, втроем — Федор, Ксюша и я. А зритель пусть решает
сам. Кто как решит, так тому и быть. Я очень хочу поработать с Федором и
Ксенией на других картинах, потому что я их обожаю.
— А в планах что-то есть уже сейчас?
— Да планов-то полно. Вопрос в деньгах, а не в планах.
— Вы упоминали, что убрали из фильма много отснятого материала, линию
с заводом, например. Но ведь это очень трудно, когда долго работаешь
над чем-то, понять, что лишнее, а что — нет. Замыливается взгляд. Как
вам удалось это сделать, расстаться с какими-то сценами?
— Это всегда трудно, это процесс монтажа. Важно показывать материал
тем людям, мнение которых тебе интересно и важно. С другой стороны, надо
делать какие-то перерывы, чтобы как бы отодвинуться от всего этого. К
сожалению, при нынешнем кинопроизводстве такая возможность существует
крайне редко. И здесь я очень признательна и Федору, и Дишдишяну,
что в какой-то момент он дал нам с Юлей Баталовой, режиссером монтажа,
двухнедельную паузу. Потому что мы уже взмолились и сказали, что не
соображаем ничего. Мы досокращались до того, что у нас картина длилась 1
час 15 минут. И когда они это увидели, то сказали: «Вы что? Вы совсем
сдурели?» Я до сих пор считаю, что нужно было еще раз остановиться.
— Удлинить или сократить?
— Сократить. Мы с Юлей обе посмотрели фильм на премьере, и нам обеим
некоторые вещи представляются лишними. Но это уже наш взгляд. К
сожалению, ты должен сдавать картину, когда тебе велели. Хотя здесь
продюсеры очень шли нам на встречу, это редко бывает.
— Ваша героиня, которая боится каких-либо чувств и всячески старается
оградиться от мужчин, несмотря на это, достаточно быстро сближается с
героем Федора. Это вам жанр надиктовал?
— Тут я с вами не соглашусь, потому что еще раньше, когда они идут в
деревню относить ружье и когда он ее приглашает на обед, мы в общем
понимаем, что эти люди очень нравятся друг другу. А когда он вытащил ее
из-под завала, она заплакала, она пережила стресс. Она была не в том
состоянии, чтобы выставить все свои защитные барьеры. А кроме того,
зачем тянуть все это дальше. «Вот, она сопротивляется»… Зрителю уже и
так все ясно. Зритель не идиот. Зритель на самом деле, на мой взгляд, с
момента их конфликта, когда она ему хамит за столом, понимает, что между
этими людьми что-то будет. Что между ними сыплются искры. Так и не надо
считать зрителя дураком.
— А правда, что Федор сам просил вас снять его с Ксенией?
— Да, правда. Несколько лет назад он подошел ко мне и сказал: «Напиши
для меня „любовь" с Ксенией Раппопорт». И мне кажется, что интуиция его
не подвела. Они очень интересная пара. Они очень разные, у них разный
тип обаяния. И при этом они оба блестящие актеры, между ними возникает
химия сразу же.
— Вы говорили, что не любите хеппи-энды…
— Терпеть не могу.
— Но ведь романтическая комедия как жанр предполагает счастливый финал…
— Я не люблю хеппи-энды в своих картинах. Для меня образец
романтической комедии — «Четыре свадьбы и одни похороны». Я обожаю эту
картину. Там хеппи-энд, но он очень тонко и толково сделан. Когда герой
открывает героине дверь с фингалом под глазом, и они стоят под дождем
мокрые, и все так нелепо — это очень хорошо сделано, на мой взгляд. И
потом, знаете, мне хотелось сделать, с одной стороны, финал, от которого
бы меня не тошнило, а с другой стороны, хотелось полностью соблюсти
законы жанра. И притом что я сама люблю совершенно другое кино… Хотя я
люблю любое хорошее кино. Но восхищаюсь как искусством я, конечно,
другим кино. Я понимаю, что зритель (и я сама как зритель) очень часто
ходит в кинотеатр с желанием просто выйти из него улыбаясь. И ничего
постыдного в этом желании я не вижу. И дать зрителю такую возможность —
это и интересно, и надо иногда делать.
— А на «Кинотавре» вы что-то для себя выделили из конкурсной программы? Что-то понравилось?
— Конечно. Я не все смотрела, но из того, что я видела, у меня вчера
вот был абсолютно счастливый день. Потому что я посмотрела две разные,
абсолютно замечательные картины. Я в восторге от картины Константина Буслова «Бабло», ну а Бакур Бакурадзе для меня, начиная еще с его картины «Москва», а потом и после «Шультеса»…
Бакура я считаю режиссером номер один в России. Он очень большой
художник, и я очень ждала эту картину и была очень счастлива ее увидеть.
— А какие-то еще картины ждете?
— В принципе я хотела посмотреть две картины. И я их вчера
посмотрела. Мне было очень интересно, что снял Константин Буслов, а
потом, я вам честно скажу, я совершенно доверяю вкусу Сергея Михайловича Сельянова.
Обе картины продюсировал он. Я ни секунды не обманулась в своих
ожиданиях. Мне кажется, что обе картины, абсолютно разные и никак между
собой не связанные, — это большое событие. А что касается Буслова, для
которого это дебют, я просто поздравляю наш кинематограф с тем, что в
него пришел новый замечательный режиссер с абсолютно уверенной, крепкой
рукой. С отличным вкусом. Там продумана режиссерски каждая сцена. В
каждой сцене режиссер запаривался на тему того, чем он будет удивлять
зрителя. Я ужасно радуюсь, когда смотрю чье-то хорошее кино. Чужая
хорошая работа вдохновляет. |
|
